Его ресницы покрыты инеем, а губы белые, как снег. И я сижу у подножья ледяного трона. Белые губы, белый недвижный мрамор, он изменяет форму только у тебя в сознании. Сейчас форма болезненно извивается - насмешкой, обидой, недоумением, самодовольством. Столько содержания в суровой мраморной белизне. Умей разглядеть.
- Ты сбежал... - о, да! тихие слова, тихие, почти беззвучные, тяжёлые, падают. - Ты сбежал...
Белое и чёрное, лёд и вакуум. Я бегу туда, где смыкаются эти два состояния бытия - к горизонту, к вечно алеющему горизонту. Там рождается свет и там же он агонизирует. Бегу, спотыкаюсь, поднимаюсь - здесь нет опоры, опора только ты сам. И ещё каждый последний вздох. И ещё звуки, осмысленные эмоциями.
Его рука холёная, изящная, с длинными пальцами, которые венчают острые мраморные ногти, под ними извиваются золотые черви. Он проводит пальцем по моей щеке.
Он понимающе кивает. Мы вместе. Мы. Навсегда. Ибо я чувствую его одиночество так, как он не чувствует своё одиночество сам.
А другой парень...
Он другой.
Совсем-совсем. Понимаешь? Там. За горизонтом. Я вижу только алое сияние на стыке холода и тьмы. Радость, покой, счастье...
- Радость, покой, счастье, - говорит он. - Скажи мне, что это?
Я не знаю. Я хотел узнать, чтобы поделиться с тобой. Но он не пришёл. Может, у него много дел. Может, нас уже нет и просто не к кому приходить. Может, каждый должен заниматься своим делом и не стремиться к горизонту.
Мы сидим голова к голове. Студёная тишина, нарушаемая совокупным дыханием. Ладонь терзает ладонь.
Он целует меня, он хочет ощутить, что снова не один. Рядом есть существо, предававшее его десять тысяч раз, и возвращавшееся к нему. Его слюна - отрава. Язык - раздвоенное жало. Губы опухают и горят. Его ногти терзают мою плоть, сдирая кожу до мяса, золотые черви вгрызаются в мышцы.
Он прекрасен. Он - Прелесть. Соблазн и искушение. Многие женщины и мужчины отдали бы ему самое сокровенное, чтобы хотя бы прикоснуться.
Но на спине у него рубцы. Уродливые, жуткие, отталкивающие - мерзость из мерзостей. И когда я дотрагиваюсь до них, он вздрагивает. Он мог бы отрастить любые крылья - дракона и феникса, эльфа и птицы Рух. Любые, говорю я вам. Но только не те, изначальные. И поэтому он предпочитает оставаться вовсе бескрылым.
Я молча гляжу через его плечо - на алый рассвет. Я чувствую, как рвутся мои вены, ломаются кости, распадается душа.
Я уже понимаю - другой парень не ждёт меня. Ибо он единственный знает - кто будет утешать тебя? Кто сотрёт твои тайные слёзы? Кто разделит твою боль? Кто предаст тебя и вернётся? Кто погибнет за тебя? И кому твои шрамы будут наслаждением?
Он отталкивает моё окровавленное тело от себя, и пустое пространство наполняется долгим тоскливым стоном.
...Я ползу всё дальше и дальше, прочь от ледяного трона. К горизонту. Кровавая дорожка так похожа на сияние.